ОБ ИКОНЕ
Икона ничего не изображает, она являет. Она есть явление Царства Христова, явление преображенной, обоженной твари, того самого преображенного человечества, которое в своем лице явил Христос. Поэтому изначальными иконами Церкви, центральными первообразами в христианстве были образы Спасителя, сшедшего с небес и вочеловечшегося для нашего искупления, и образ Его Матери.Позже стали писать апостолов, святых, которые тоже явили в себе образ Христа. Качество иконы определяется тем, насколько она близка к Первообразу, насколько она соответствует той духовной высоте, о которой она свидетельствует.
О смысле являемого иконой хорошо сказано у Леонида Успенского (недавно в Париже вышла его замечательная книга "Богословие иконы Православной Церкви"): "Икона есть образ человека, в котором реально пребывает опаляющая страсти и все освещающая благодать Духа Святаго. Поэтому плоть его изображается существенно иной, чем обычная, телесная плоть человека. Преображенный благодатью образ святого, запечатленный на иконе, - есть самое подобие Бога, образ богооткровения, "откровение и познание скрытого". Наш замечательный богослов Владимир Николаевич Лосский, хоть и не был иконописцем (однако был знаком и с Григорием Кругом, и с Николаем и Леонидом Успенскими), очень верно назвал икону "началом созерцания лицом к лицу". То есть, в будущем веке все будут зреть Бога лицом к лицу, так вот, икона - уже начало этого созерцания. Князь Евгений Трубецкой говорит, что не мы смотрим на икону, - икона смотрит на нас. К иконе надо относиться не как к произведению искусства, а как к особе высочайшей: было бы дерзостью заговорить с нею первым, нужно стоять и терпеливо ждать, когда она соизволит заговорить с нами.
Икона рождается из живого опыта Неба, из Литургии, поэтому иконописание всегда рассматривалось как церковное служение, как Литургия. К иконописцам предъявлялись очень высокие нравственные требования, такие же, как к клирикам. Икона есть свидетельство Церкви о Боговоплощении, о том, что Бог вошел в мир, воплотился, соединился с человеком настолько, что теперь каждый может вырасти в меру Бога и обращаться к Нему как к Отцу. Иконописец, следовательно, свидетель. Значит, его иконы будут убедительны для тех, кто им предстоит, в ту меру, в которую он приобщается к миру, о котором должен поведать. Чтобы свидетельствовать Евангельскую Истину, нужно самому быть к ней приобщенным, нужно жить только ею, тогда проповедь - святые отцы ставили икону рядом с проповедью - будет приносить плоды в других сердцах: Евангелие - проповедь посредством слова, икона и стенные росписи - посредством образа и цвета. Чей рассказ для Вас будет более ярким и доказательным - того, кто побывал, например, в Антарктиде, или того, кто узнал о ней по книгам? Еще лучше, если Вы все увидите своими глазами. Так, человек, который Церкви не принадлежит, может ли свидетельствовать о Боге? Церковь проповедует одновременно и словом, и образом, поэтому икону и называют учителем. Упомянутый выше князь Трубецкой дал прекрасное определение русской иконе: "Умозрение в красках". Икона - это воплощенная молитва. Она создается в молитве и ради молитвы, движущей силой которой является любовь к Богу, стремление к Нему как к совершенной Красоте. Поэтому икона вне Церкви в подлинном смысле существовать не может. Как одна из форм проповеди Евангелия, как свидетельство Церкви о Боговоплощении она есть составная часть Богослужения так же, как и церковное пение, архитектура, обряд. Но сейчас можно сказать, икона не занимает в Богослужении подобающего ей места, и отношение к ней не такое, каким должно быть. Греки окружали, славили и величали являемых на иконе святых не с нашей равнодушной резвостью. Мы и сейчас кадим аналойную икону с четырех сторон, но уже не помним смысла. А ведь мы тут не символу, не плоскому идолу предстоим, а Богу, Евангельскому слову приносим поклонение с четырех сторон света. На икону давно перестали смотреть как на богословие в красках, даже не подозревают, что она может искажать вероучение так же, как и слово; вместо того, чтобы свидетельствовать Истину, может лжесвидетельствовать. Икона стала просто иллюстрацией празднуемого события, поэтому и не важно, какова ее форма, потому у нас всякое изображение, даже фотографическое, почитается как икона.
* * *
Своими корнями икона уходит в евхаристический опыт Церкви, неразрывно связана с ним, как и вообще с уровнем церковной жизни. Когда этот уровень был высок, то и церковное искусство было на высоте; когда же церковная жизнь ослабевала или наступали времена упадка духовной жизни, - тогда падало, конечно, и церковное искусство.
Нарушения в иерархической жизни, влияние схоластического богословия привели к тому, что икона часто превращалась в картину на религиозный сюжет, и почитание ее переставало быть в подлинном смысле православным. В подтверждение этому можно вспомнить, что в наших храмах много икон неканонических, запрещенных Соборами, в частности, икона "Новозаветной Троицы" или "Отечество", как ее называют. Ветхозаветный запрет Бога не снят и в Новозаветное время. Мы получили возможность изображать Бога только после того, как слово стало плотью, стало видимым и осязаемым. По Божеству Христос неизобразим и неописуем, но так как в Иисусе Христе Божеское и человеческое естества соединились неслиянно и нераздельно в одну Личность, мы изображаем Богочеловека Христа, нашего ради спасения пришедшего в мир и пребывающего в нем до скончания века. Церковь учит нас о предвечном - рождении Сына от Отца, а на иконе "Новозаветная Троица" мы видим Сына, воплотившегося во времени, сидящего рядом с Отцом, который "Неизречен, Неведом, Невидим, Непостижим" (слова из молитвы Анафоры в Литургии св. Иоанна Златоуста). И Дух Святой явился в виде голубя только на Иордане; в Пятидесятницу Он явился в виде огненных языков, на Фаворе - в виде облака. Стало быть, голубь не есть личный образ Святого Духа, в таком виде его можно изображать только на иконе Крещения Господня. Я думаю, сказанного уже достаточно для того, чтобы убедиться в невозможности существования такой иконы. Стоглавый и Большой Московский Соборы запретили подобные изображения, но, несмотря на это, их можно встретить почти в каждом храме, в любой иконной лавке. Даже в Даниловом монастыре, когда писался иконостас для храма Отцов Семи Вселенских Соборов, был написан образ " Отечество". А ведь там почти все с высшим богословским образованием! Стоит лишь удивляться, как личное и человеческое преобладает над мнением Церкви, которая одна есть хранительница и выразительница Истины. Догмат о Троице непреложен. Это откровение Бога о Себе людям. Вспомним "Троицу" Рублева (как местночтимый святой он почитался давно, в XVI веке ему и Даниилу Черному была уже составлена церковная служба). Рублев впервые - чем его икона и отличается от прочих - изобразил не сам момент явления Троицы Аврааму (там нет ни Авраама ни Сарры), - но предвечный совет Троицы о том, что Христос предопределен в искупительную жертву за человеческие грехи еще прежде сложения мира. Тема беседы ангелов - человек. Вообще, главная тема христианства и его богослужения - человек. Мир был создан ради Церкви. Церковь - это теснейшее молитвенное общение человека с Богом. Начало Церкви мы видим уже в лице прародителей, которые непосредственно беседовали с Богом. Рублев - автор "Троицы" в том смысле, что он освободил пространство перед трапезой ангелов для собеседования молящегося человека.
* * *
Иконописание - творчество соборное, то есть творчество Церкви. Подлинными творцами икон являются святые отцы. Иконографический канон, как и Богослужение, складывался в течение столетий и сформировался в таком виде, в котором дошел до нас, где-то к XII веку. Церковь всегда уделяла много внимания своему искусству, следила за тем, чтобы оно выражало Ее учение. Все уклонения устранялись соборно. Так, на Стоглавом Соборе вопрос иконописания занимал очень важное место. В частности, речь шла и об иконе Святой Троицы, так как уже к тому времени распространились иконы "Отечество" и "Новозаветной Троицы".
Существуют четыре типа икон Святой Троицы. Они указаны в чине благословения этих икон в нашем требнике. Это - ветхозаветное явление Аврааму в образе трех ангелов, сошествие Святого Духа на апостолов, Богоявление и Преображение. Все остальные изображения должны быть отвергнуты, как искажающие учение Церкви.
В упомянутой выше книге Успенского "Богословие иконы Православной Церкви" есть глава "На путях к единству", в которой рассматривается икона Пятидесятницы как икона Церкви. Почему на этой иконе не может быть изображена Пресвятая Богородица? И почему икона Пятидесятницы перестает быть иконой Церкви, если там изображена Божия Матерь, почему она превращается просто в икону Богородицы в окружении апостолов? На этой иконе мы видим сидящих в Сионской горнице апостолов, представляющих первую церковную общину, начало Церкви христианской. Здесь уместно заметить, что икона не есть изображение конкретного исторического события, на иконе Пятидесятницы всегда изображаются апостол Павел, которого там не было, апостол Лука, который не принадлежал к числу двенадцати. Главой Церкви является Христос. Потому центр иконы остается пустым. Это место принадлежит Христу как Главе Церкви. Ясно, что никто другой на этом месте представлен быть не может.
Нельзя забывать, что весь синодальный период был ориенирован на западное искусство; в это время появилось множество изображений, которые смело можно назвать кощунством и глумлением над иконой. Иконописцев заставляли "смиренно" подражать католическим мастерам. В 1822 году Синод постановил заменять древние иконы академической живописью, поскольку они, якобы, непонятны простому народу. В светском обществе восторгались "неразвитой прелестью" мадонн с берегов Невы, писанных в подражание итальянским художникам. Все это было результатом политики верховной власти в отношении Церкви. Святитель Игнатий (Брянчанинов) в одном из писем пишет, что увидел не иконы, а карикатуры икон, что в лучшем случае это можно было назвать картинами хорошей кисти, но никак не иконами. Это написано в прошлом веке, когда все храмы были заполнены подобной живописью, а на православную икону было поставлено клеймо старообрядчества и "варварской живописи" (как назвал Карамзин роспись в Новгородской Софии. Ну, его можно понять: его идеалом красоты были мадонны Рафаэля).
И сегодня нет устоявшегося и высказанного мнения Церкви о церковном искусстве, а уж тем более контроля Церковной власти над ним. И в ограду Церкви принимается практически все. Я давно задавался вопросом, на который и сейчас не имею ответа: почему очень благочестивые представители духовенства, монахи не принимают икону как должно? Можно вполне понять людей, которые добросовестно признаются, что канонического письма икона им не понятна, но никак нельзя согласиться с теми, кто отвергает икону по причине ее непонятности. Многие священнослужители убеждены, что каноническая икона простому народу трудна для восприятия, и лучше ее заменить живописной. Но я уверен, что для большинства не менее непонятны стихиры, ирмосы и сам богослужебный язык, уж не говоря о структуре Богослужения, однако, едва ли кому-то придет в голову мысль применительно к духовной малообразованности современного народа упростить все для того, чтобы сделать удобопонятным. Задача Церкви - возводить людей к высоте Боговедения, а не самой снисходить до невежества человеческого. Поэтому отвергающий подлинно Православную икону тем ставит под сомнение правильность своего восприятия Богослужения и, в частности, Евхаристии, из которой икона рождается.
Вот один из наших почтенных старцев, взирая на древнюю икону, видит в ней только черную доску. Я считаю, что такой человек, хоть и православный, хорошо известный верующим людям, человек самой благочестивой жизни, имеет, тем не менее, духовную ущербность, что-то у него в душе не в порядке, потому что в Церкви невозможно одно принимать, а другое отвергать.
Икона должна быть написана натуральными красками и только на прочном материале, но не на бумаге, стекле или каком-нибудь хрупком веществе, - обычно на доске. В одном из номеров ЖМП помещена статья Л.А.Успенского о красках в иконе. Там очень просто и убедительно объясняется, почему цветная фотография не может иметь применения в церковном обиходе: она только имитирует цвет, тогда как собственного цвета не имеет. Потому употреблять цветные фотографии с икон в качестве икон не следует. Икона должна свидетельствовать об Истине, а мы вводим элемент лжи туда, где ее не может быть. Патриарх Алексий I просил не приносить в храм бумажные цветы, потому что в них нет правды. Еще гораздно раньше митрополит Московский Филарет (Дроздов) говорил, что поддельные камни и поддельные металлы нельзя употреблять в церковном обиходе не потому, что они малоценны, а потому, что заключают в себе ложь. Всякие механические способы воспроизведения икон Церковью не одобряются. Но, очевидно, обстоятельства заставляют... Это принимает иногда чрезвычайно уродливые формы, что очень, очень нехорошо. В наших иконных лавках продаются такие иконы, которые не имеют права на существование. Та продукция, которую выпускают мастерские Патриархии, далеко не всегда соответствует требованиям, предъявляемым к церковному искусству. Это очень печально. По сути, икона - это постижение Духа, а у нас в храмах люди молятся перед чем угодно, церкви наши заполнены иконами самыми неожиданными и чуждыми, - и у молящихся вырабатывается соответственное отношение: поставили свечку, обмахнулись крестом и пошли. Человек церковный, который уже смирился, ко всякому привык, может, не обращая внимания ни на что, молиться. Но всякий должен молиться благодаря иконе, благодаря пению, а не вопреки им. Многие иконы и даже целые иконостасы написаны так, что мешают молитве вместо того, чтобы содействовать ей.
Часто даже и церковные люди считают, что древняя икона, древнее пение - это для специалистов, даже, может быть, светских, а в Церкви они, мол, ни к чему. Более того, и среди монахов, которые должны были бы быть профессиональными хранителями наследия, можно услышать такое мнение. Вот я просил, чтобы открыли роспись алтарной преграды в Успенском соборе нашего монастыря, созданную еще при преподобном Корнилии в XVI веке, она сохранилась довольно хорошо, - так ни за что не хотят, говорят: "Старушки не поймут". То же самое и с древними знаменными распевами. Сейчас музыканты стали ценить их и исполнять, а раньше они считались варварской музыкой. Те, кто был воспитан на итальянских образцах, не понимали и не принимали их. Сегодня церковные люди так же часто не понимают этих распевов. Тут, наверное, типично русская черта, о которой еще протопоп Аввакум писал: "Как у нас что положено, так вовеки и лежи!". К чему привыкли, того никак не сдвинуть. Вам, очевидно, известна икона "Спас "Ярое око"" (она находится в Успенском соборе в Кремле, в иконостасе над правым клиросом). Так вот, некоторые верующие считают ее страшной. Посмотришь, мол, и молиться не захочется. Подобное восприятие доказывает, насколько мы уклонились от подлинного понимания православной иконы.
Беда и в том, что все лучшие образцы церковного искусства находятся в музеях, и верующие их почти не видят. Очень важно вернуть икону Церкви. Но для этого, конечно, нужно сначала иметь гарантии, что они будут там находиться в должных условиях, чтобы не начали разрушаться. Я думаю, что очень древние иконы не могут находиться в храме: должны быть особые помещения для их хранения, и только в праздники они могут выноситься для Богослужения, для молитвы.
Несколько слов об освящении икон. Очень часто, видя вновь написанную икону и желая к ней приложиться, спрашивают: а она освящена? По такому чину, который содержится в наших требниках, в старину иконы не освящались. Впервые он встречается только в Большом требнике Петра Могилы. Ни в одном требнике Московской дониконовской печати такого чина нет. Называется он чином благословения, а не освящения, и должен рассматриваться как одобрение Церковью данного образа, но не как некий сакраментальный акт. Ведь никому не придет в голову, купив новое Евангелие, перед началом чтения освящать его. На иконе ставили надпись, после чего она считалась освященной. В ней почитается не вещество, а изображенное лицо. Надпись необходима, как раньше выражались, для того, чтобы утвердился дух молящегося, то есть, чтобы молящийся точно знал, к кому обращается, потому что иконография многих святых сходна. Например, если не будет надписана икона преподобного Кирилла Белозерского, его можно принять и за преподобного Сергия или еще за кого-нибудь из древних преподобных.
* * *
Иконописание - церковное служение, а не творчество в том смысле, как его понимают светские художники. Икона рождается из Литургии и является ее продолжением. Потому вне храма икона существовать не может, ибо находиться вне естественной для себя среде. Музеи оказались местом пребывания икон только в силу всем известных исторических обстоятельств. А так - место иконы в храме, и живет она только в Богослужении, равно как церковное пение, облачения, архитектура.
К иконописцам предъявлялись раньше такие же требования, и нравственные, и духовные, как и к священнослужителям. В определениях Стоглавого Собора есть место, где говорится, что "иконописца подобает посаждать подле святителя".
Стараясь как можно глубже проникнуть в тайны иконописи, нужно рассматривать лучшие образцы, и только тогда, после приобщения к достигнутому до тебя, и самому можно что-то привнести. Всякий иконописец во все времена непременно вносил личный духовный опыт в свое творчество. Но существуют церковные иконографические каноны, преступать которые никакой иконописец не имел ни власти, ни потребности. Иконописный канон только дисциплинирует творца. Иконописец не допускает никаких самочиний, своеволий, так как в области веры есть истины, не подлежащие изменению с течением времени. Поэтому следует постоянно, отсекая свои представления, стремиться к опыту Церкви. До XVI века иконы запрещалось копировать по переводу, иконы списывались, главным образом, но не копировались: если взять списки, например, с чудотворной иконы Владимирской Богоматери или св. Николая, самого почитаемого на Руси святого, - двух одинаковых икон вы не найдете. Эта традиция на Руси была прервана. Стали писать иконы ремесленно, по переводам, снимать кальки, использовать другие примитивные методы. Например, старообрядческие иконы в точности, вроде бы, повторяют старинные, но отличаются от них, как мумия от живого человека, в них нет главного - жизни. Это говорит о том, что была нарушена связь времен, утеряна традиция. Отсеченная ветвь отсыхает.
Если ко мне приходит кто-то из светских художников и изъявляет желание писать иконы, я говорю, что прежде надо "убить" в себе художника. В древней Церкви, если кто-то из актеров (в данном случае это обобщенный образ) приходил к епископу, желая стать христианином, первое, что от него требовали, чтобы он оставил свое искусство, - это вещи несовместимые... Святитель Игнатий (Брянчанинов) предостерегал от опасности поддаться мечтательности, воображению, которые могут творить образы, кажущиеся живыми и привлекательными, а на самом деле все это будет лишь "беспорядочным ощущением неочищенного от страстей сердца". Художник перестает различать идолов и Бога, привыкает к маскам, перевоплощениям, теряет собственное лицо, творит во славу демонов. Так что, повторяю, быть христианином и оставаться "актером" невозможно. Любое творчество требует полного погружения, нельзя допускать в себе никакой раздвоенности. В самом деле, нельзя, согласитесь, смотреть одним глазом в землю, а другим - в небо! Нельзя работать сразу двум господам, учит Христос.
Чем дальше заходишь в сферу светского искусства, тем больше духовных сил, смирения понадобится, чтобы выйти из нее; некоторые не выдерживали борьбы со своими страстями, гибли духовно и физически, иным требовались годы и годы трезвения в скиту,, в монастыре. Приобретенная в миру личина не снимается, а смывается слезами, говорит Григорий Палама.
* * *
Есть старое церковнославянское слово, теперь уже забытое, - "иконник". Это человек, который создает произведения в рамках церковного канона и своим в них ничего не считает - никто из них своих икон не подписывал, - потому что искусство Церкви - соборное искусство, а не искусство конкретного лица. Иконник, иконописец - только исполнитель. Самое опасное - подмена соборности самовыражением. Современные художники, как правило, не знают Богослужения в точности. А знали бы и были бы людьми добросовестными, то сами бы отказались расписывать храмы, даже если их просят об этом.
Сейчас у многих людей, даже у искусствоведов, восприятие иконы неверное. У древних, в лучшие времена христианства, восприятие было цельным, они не разделяли икону на произведение искусства и на принадлежность культа, потому что вне Церкви красоты не знали. С тех пор как церковная жизнь стала обмирщаться, когда подлинная икона оказалась в совершенном забвении вплоть до конца XIX века, - многие стали искать красоту вне Церкви, в светском искусстве.
